— Ты с ума сошел!
— Поздравляю вас, Андрей Робертович, с раскрытием этого опаснейшего преступления, — сказал Неживой голосом Ливанова.
— Прекрати кривляться!
— Повторяю — опаснейшего!
Дверь особняка открылась; на улицу опасливо выглянул долговязый парень с забинтованной рукой.
— Назад, — гавкнул Неживой, подавшись к нему. — Всем сидеть на местах! И Ленке своей передай, что задний выход тоже под контролем.
— Стрептоцид копыта откинул, — сообщил парень и заплакал.
— Но ты-то жив? Пока.
— Жив…
— Вот и сиди тихо, Вадик. Все плохое кончилось.
Парень убрался внутрь.
— Кстати, я серьезно, — повернулся Неживой к Дырову. — Тебе что, в генералы не хочется прыгнуть?
К подъезду лихо подрулил фургон «перевозки»; следом встала машина «скорой».
— Думаешь, я не в курсе, — прошипел Дыров, — что это ты в девяностом отпустил Купчинского Анатома, уж и не знаю зачем!
Неживой обнял его, привлек к себе и страстно зашептал ему в ухо:
— Обожаю маньяков! Меня привлекает их сила, их целеустремленность, их изворотливость! А ты не забывай главное: хороший мент — живой мент.
— Псих. Идиотские шутки.
— Так ты согласен мне помочь?
— В генералы, говоришь? — спросил Дыров задумчиво…
В жизни есть только два важных момента — ее начало и конец…
Дом вспыхивает, как свечка. Сначала из окон выплескивается пламя — вместе с хвалеными стеклопакетами, защищенными от прослушки, вместе с решетками; парадная дверь вылетает, не удержав мощный огненный выдох… И только потом рвет по настоящему.
Ох, какой шикарно рвет! Куски стен брызжут во все стороны. Крыша подпрыгивает и проваливается, сминая обнажившиеся перекрытия между этажами. Дом складывается, словно карточный, — и все это тихо, без единого звука.
Ужасно не хочется просыпаться…
— Давай, мужик, давай, — трясут меня за плечо.
Продираю глаза.
Облом, опять облом. Этот чертов особняк стоит, где стоял, что ему сделается! Сказочные сны, зачем вы нам снитесь? Зачем заставляете поверить в исполнение несбыточного? И как после вас жить? Ей-богу, лучше бы уж привычный кошмар… Автомобиль припаркован не у крыльца, а за углом, в переулке. Я проспал всю дорогу, пока меня везли от ментов, а что было до того — помню лишь кусками. Как получил резиновыми палками по загривку — так очередной провал. Обрывки фильма, склеенные криво и наспех. Вроде я кого-то опять увечил, кому-то что-то доказывал… плевать! Нестерпимо тянет обратно в сон. Упасть бы на сиденье, сбежав от них от всех…
Бумаги! — обжигает мысль.
Срочно проверяю: свиток на месте, во внутреннем кармане. Серые крысы все вернули, надо же.
Водитель докладывает кому-то по рации, общаясь с лацканом своего пиджака. Ловит мой взгляд в зеркальце и подмигивает: мол, все путем, брателло. Мне бы его уверенность.
И наконец…
Дверца раскрывается, на переднее сиденье залезает Виктор Антонович Неживой.
— Пойди, погуляй, — говорит он водителю. Тот подчиняется. Мы одни в салоне.
Я просыпаюсь окончательно, я вдруг все понимаю. Круг замкнулся. Откуда бежал — туда и вернулся… И вдруг мне кажется, что автомобиль — точно такой же, как был во сне, когда я уже разговаривал с Неживым. Реальность на секунду плывет; все плывет… я кусаю губу — до крови. Помогает. Соображаю: просто я домыслил картину задним числом, ведь какой конкретно автомобиль был в тогдашнем сне, сейчас восстановить невозможно, вот память услужливо и подсовывает этот, настоящий. Тем более, моего брата на заднем сиденье в помине нет. На заднем сиденье — я.
Неживой оборачивается ко мне:
— Приехали, граф. Но прежде чем мы войдем в ваши владения, нужно договориться. Если войдем.
«Ваши владения…» Это издевка? Или мы просто мыслим параллельно? Впрочем, второй момент в его короткой реплике напрягает куда сильней.
— Вопрос можно?
— Любые вопросы, — говорит он. — Мы обсудим все до последней мелочи, чтоб потом никаких непоняток.
— Что значит «если войдем»?
— Это значит, мы можем поехать в другое место. Только не советую до этого доводить.
Куда и в каком случае мы можем поехать, я не хочу знать. Вопрос закрыт.
— Для начала ты меня просто послушай, — продолжает Неживой.
Он достает сигареты и закуривает. Развалясь в кресле, вольно закинув ногу на «торпеду», он принимается вещать…
…Прежде всего: кто он такой, Неживой Виктор Антонович? Полковник службы Защиты конституции при Президенте РФ, сокращенно ЗК. Есть такая структура в кремлевской администрации, о существовании которой знает ограниченный круг людей. Фактически, личная императорская гвардия… хотя, кто там у нас истинный император — это вопрос. Президент? А вот и неправильно, неправильно! Правильный ответ опустим… Неживой работает в должности помощника Первого зама начальника Службы господина Ястребова. Должность, между нами, собачья, но суть в другом.
Живет и здравствует такой проект «Ферма», курирует который как раз служба ЗК. Бывшего Президента помнишь? О котором все знали — старик плох, доживает последнее, долго не протянет. Который с каждым появлением на экране лишь подтверждал всеобщие траурные ожидания. Почему он так резко изменился, с чего вдруг ожил? Да потому, что начали курсировать спецчартеры «Гомель — Москва», осуществляемые военно-транспортной авиацией. В советские времена под Гомелем был аэродром для бомбардировщиков, благополучно забытый-заброшенный, но с некоторых пор восстановленный длинными руками Москвы. В Гомельской области было организовано охотничье хозяйство «Рух», занимающееся отловом черных воронов на территории, примыкающей к границе с Украиной. Дело в том, что черный ворон — редкость, штучный товар. Но есть места, где популяция этих пернатых огромна; в частности, чернобыльская зона. Стаи там действительно летают знатные, натуральные тучи. И птички давно уже не «фонят», вполне пригодны в пищу. Прямо из родных лесов они попадают в самолет, потом в Москву, в Кремль, и здесь уже — под нож ведомственного повара. После санобработки — на стол Самому. Мясо ворона, добытого в природных условиях, способно чудеса творить. В отличие от бройлерных птичек, поставляемых из Подмосковья. Разумеется, гостинцами спецчартера могут угощаться только высшие должностные лица, пусть даже бывшие. Те, кто пониже рангом, пользуются продукцией Петелинской птицефермы.