— Мать сейчас богатых дебилов очаровывает. Это надолго. А почему вы про заказы спросили?
— Да просто в голову пришло. Ты же видишь, нашей «простейшей» все труднее и труднее приводить любовников, которые могут быть хорошим товаром. И, тем более, новых мужей. Когда-нибудь она станет неспособна это делать. А тебе — всего пятнадцать. Она — уже неспособна, ты — еще неспособна. Чем платить за учебу? За развлечения, за клубы, за катание на лошадях?
— Вы это к чему? — напряженно спрашивает Елена.
— Ты гораздо умнее ее. Ты и сама это знаешь. Я вообще не говорю ничего такого, чего бы ты сама не знала. И другие видят, что ты умнее. Да все это видят! Ты могла бы поставить дело совершенно по-другому. Да, я уже обречен, я не увижу результатов. Но ты… ТЫ! Молодая, красивая, настоящая Елена Прекрасная. Ты достойна всего, о чем мечтаешь, потому что ты умница, ты отчетливо видишь, что нужно сделать, чтобы машина снова раскрутилась… не так ли?
Я замолкаю. Мое «не так ли», — обязательная фраза. Девочка должна ответить. Я жду…
— Так, — соглашается Елена.
Я киваю.
— Вдобавок, ты прекрасный хирург. Такая молодая, и проводишь довольно сложные операции… не так ли?
— Так, — соглашается она уже без паузы.
— Твоей подготовке могли бы позавидовать опытные профессионалы… верно?
— Ну… да.
— До чего же мир несправедливо устроен! В тебе, Елена, есть что-то б О льшее, чем просто способности, это факт. Таких, как ты, на земле мало. Честно говоря, я еще не встречал таких, как ты. Я снимаю перед тобой шляпу… (Позитив органично накладывается на деструктив, придавая сорняку жизнестойкость. ) Но твоя предприимчивость, твоя жажда настоящего дела целиком уходит на мытье полов. (Я показываю на швабру. ) Твои руки связаны, твой мозг отравлен страхом. Обидно до слез, ей-богу.
Я наконец ловлю взгляд Елены. Глаза ее повлажнели: похоже, ей тоже обидно до слез. В ее глазах отражается ослепительно белый кафель. Она хмуро интересуется:
— И что дальше?
— Ты изучала паразитов. Тех, которые питаются чужими соками, живут за чужой счет. Ты понимаешь, о ком я говорю. Это существо паразитирует на нас, на клиентах, на тебе. Особенно на тебе. Ведь ты — другая, ты — делаешь. Создаешь. Питаешь своего паразита. А паразитов уничтожают, их уничтожают всеми средствами. Они, как опухоль, которую вырезают. Подумай об этом.
— Да как же… да что вы мне такое предлагаете?! — шипит Елена.
— Я? Предлагаю? — изумляюсь я. — Боже упаси. Тебе не нужны советы дилетантов, ты сама найдешь выход, в этом нет сомнений. А я… Убей меня, если я знаю, как тебе поступить.
Она тупо смотрит на пакет с мусором. Ее глаза белы, как смерть.
— Убей меня, если я тебе хоть в чем-то соврал, — добавляю я спокойно. — Убей меня, Елена Прекрасная.
Двумя рывками, опираясь рукой о пол, я покидаю площадку. Сеанс окончен.
Елена быстро сворачивается, включает кварцевые лампы, запирает операционную и догоняет меня.
— Лично я никого не убиваю, — с обидой сообщает она.
Не убивает, так не убивает. Пусть последнее слово останется за ней…
Душераздирающий вопль потрясает Второй Этаж. Девчонка бросается в палату; я — следом.
Поднеся изувеченные руки к самому лицу, Алик Егоров рассматривает их — глазами, полными ужаса… и вдруг кричит снова — без слов, без смысла, во всю мощь фанатской глотки. Этот выброс эмоций перекрыл бы рев заполненного стадиона.
Человек со свежевырезанной почкой не может вопить. Он — смог.
Кожаные ремешки, державшие руку, освободились, — застежка подкачала. Наверное, пациента привязали впопыхах, абы как. Плохо работаете, девочки! Капельница сдвинута и вот-вот упадет. Игла-«бабочка», выдранная из вены, качается на силиконовой трубочке. Кровь из иглы капает на пол…
В стремительном броске Елена ловит падающий штатив и тоже кричит:
— Заткнись, ты, дерево!
На десерт подали горячий шоколад с круассанами. Елена нехорошо глянула вослед удалившемуся повару, с подозрением понюхала чашку и сказала:
— Я тут прочитала, что «любовь — это более-менее непосредственный след, оставленный в сердце элемента психической конвергенцией к себе универсума». Конец цитаты. Наконец-то все стало ясно, и мне сразу полегчало. Спешу поделиться с вами, а то так необразованными и помрете.
Борис Борисович тонко улыбнулся.
— А вот Наталья Бехтерева утверждает, что любовь — это особая форма невроза, с особой симптоматикой, — сказал он. — Тоже вполне работоспособная формулировка.
— Вам бы, молодежь, все насмехаться над святыми вещами, — укоризненно сказала Эвглена Теодоровна. — Не била вас жизнь своей десницей. Любовь — это несчастье и слезы, а зачастую, милые дети, это смерть.
Отчего-то хозяйка дома вышла к обеду мрачной, растерявшей привычную яркость. Странным взглядом она посматривала на дочь, и черты ее лица при этом хищно обострялись.
— Вероятно, уважаемая Эва Теодоровна имеет в виду неразделенную любовь, — сказал Борис Борисович. — В этом случае главное — правильно поставить диагноз. И назначить лечение. Синдром «несчастной любви» резко уменьшает выработку серотонина, а его недостаток в мозгу вызывает депрессию. Есть вполне доступные средства, которые заставляют гипофиз увеличить выработку серотонина, и в результате — состояние человека резко улучшается. Несчастная любовь проходит.
Помолчали.
— Кстати, все это правда, — добавил Борис Борисович.
Он отщипывал круассан мелкими кусочками и отправлял себе в рот.