Урок господина Лю (с его палочками, воткнутыми в коровью тушу) не прошел даром.
— Что ты задумала? — прошипела Эвглена.
— То же, что и ты, мама. Прочитала твои мысли.
— Что у тебя в шприцах?
— Аминазин — два кубика. Спирт — один кубик. Плюс атропин. Ты против?
— Не слишком ли много ты читаешь специальной литературы?
— В самый раз.
Елена мягким шагом пошла вокруг матери, выставив иглы перед собой. Та встрепенулась и тоже задвигалась, не позволяя обойти себя сбоку. Уродец метнулся под ближайшую койку. Поединок начался.
Первой атаковала Эвглена Теодоровна. Елена отскочила, автоматически отмахнувшись. Задела иглой соперницу; Эвглена вскрикнула, на ее руке появилась царапина.
Ножевому бою или, там, фехтованию никто из сторон не обучался, так что ничего интересного во всем этом не было. Никакой эстетики. Бабская суета, сопровождавшаяся дурными визгами. Впрочем, на рожон девочки не лезли, очертя голову вперед не кидались, — осторожничали, ловя момент. Ведь достаточно было одного-единственного укола, чтобы решить дело. Кроме того, шприцы плохо годятся на роль холодного оружия: слишком хрупки… Елена делала выпад за выпалом — то слева, то справа, — стремясь загнать мать между кроватей, в узкое пространство. Эвглена держала дистанцию и свободной рукой ловила руку дочери, чтобы всадить иглу ей в плечо. Все было тщетно: сближаться боялись обе.
Патовая ситуация.
Через минуту, не сговариваясь, мать и дочь опять встали, шумно сопя. Красные, разгоряченные, некрасивые. С искаженными ненавистью лицами. Несколько секунд они мерялись взглядами, потом Елена поинтересовалась:
— А у тебя что? — она указала взглядом на шприц.
Эвглена ответила коротко:
— Дитилин.
— Опа! — восхитилась Елена. — Если попадет в кровь — паралич дыхательного центра.
— Я попаду в мышцу.
Из-под кровати вдруг выполз Саврасов.
— Рискуешь жизнью дочери? — сказал он. — Очень мило с твоей стороны.
Роскошный все-таки у него был голос. Бархатный баритон, мечта профессионального соблазнителя.
Эвглена Теодоровна взвилась от неожиданности.
— Это ты рискуешь!!! — издала она вопль. — Уберись, тварь!!!
— Я тебя тоже очень люблю, моя маленькая, — Саврасов подмигнул Елене.
— А ты — брось шприцы!!! — продолжала кричать Эвглена Теодоровна.
— Брошу. Только прицелюсь получше.
— Не доводи до греха!!!
— Пустить чадо на аккорд, какой же тут грех? — выцедила Елена. — Я тебя породил, я тебя и убью. Тарас Бульба в юбке.
— Ты больна!!! Больна!!!
— Спасибо тебе, мама. За унижения. За то, что лишала меня друзей. Позволяла слуге смеяться надо мной… Как же ты меня достала!
Ярость ослепила хозяйку дома. Отринув осторожность, она рванулась вперед — к этой идиотке, к этой юной стерве, забывшей, кто здесь кто… нет, не успела! Елена, перехватив шприц, метнула его, как дротик. Попала неудачно, плашмя, но — в лицо. Эвглена Теодоровна словно на стену наткнулась. Рефлекторно закрылась руками. Пригнулась, пытаясь уклониться…
Тут-то ее и поймал Саврасов. Схватил любимую супругу за кулак с зажатым в нем шприцем и дернул к полу. Она упала на четвереньки. Елена, не теряя ни мгновения, подбежала и всадила иглу в подставленную ягодицу, — сквозь халат.
Всё. Конец безобразной сцены.
— Шпага сломана, мушкетер, — сказал Саврасов. Его била дрожь…
Нога у Эвглены отнялась моментально. Боль была такая, что терпеть невозможно; она и не терпела — кричала, елозя по линолеуму. Силилась подняться, с ужасом ощущая, как теряет вторую ногу, теряет туловище. Все тело стремительно уплывало в боль. Сознание туманилось.
Дочь аккуратно вынула из руки матери шприц.
— Что ж ты натворила… зверенок…
Стоны превращались в тихий вой. Голос угасал.
— Три-четыре минуты, и абзац, — сказала Елена с гордостью. — Проваляется в отключке часов шесть, не меньше.
— Чем ты ее? — спросил Саврасов.
— Это называется «фармакологическое связывание». Его используют в психиатрических больницах, чтобы лишней дозы психотропов не давать. Сильное миорелаксирующее действие. Ну, то есть, расслабляющее.
— Прочитала где-то?
— Нет, Борька объяснил. Под горячий шоколад с круассанами. (Елена пнула мать ногой. ) Это, оказывается, круто.
— А дитилин — что такое?
— Курареподобное вещество. Если в мышцу — тут же судорога, потом расслабление и полное обездвиживание. Человек в сознании, а двигаться не может.
— Яд?
— Ну.
— Значит, она тебя отравить хотела?
Елена не ответила. Она задумчиво разглядывала неподвижное тело под своими ногами.
Гувернер находился в своей комнате: покинуть особняк ему сегодня не позволили. Когда Елена вошла, он играл на компьютере во что-то кровавое, орущее, отвратительно-яркое.
— Хочешь подняться на второй этаж? — спросила Елена.
В глазах его мелькнул страх. Маленькие искорки.
— Зачем?
— Нужна помощь.
— Какая?
— Как врача.
— А где Эва Теодоровна?
— Наверху тебя ждет.
Он поставил игру на паузу. Елена, усмехнувшись, выключила компьютер вовсе.
— Я что, не вернусь сюда? — спросил Борис Борисович, сделав вид, что пошутил.
— Ты дурак? — ответила она грубо. — Там серьезное дело, а других врачей в доме нет.
— Это по поводу Сергея?
— По поводу него тоже.
— Дала бы хоть записаться. Я почти до конца уровня дошел.
— Играть в рабочее время стыдно. Пошли, стрелок…
…Первое, что увидел гость, войдя в студию, — лежавшую на полу хозяйку дома.