— Больно мальчику, — сказала она нежно и отпустила пинцет. — Ну как, идем на контакт?
Обмякшее тело лежало без движения. Потом разлепились губы:
— Идем в жопу… под ручку с дамой…
— Фу, — поморщилась Эвглена Теодоровна. — Ну что ж, ты сам вынуждаешь меня…
Она вновь пошуровала пинцетом под оттянутой кожей. Ответом ей был только душераздирающий вопль — и ничего кроме этого: говорить пациент то ли уже не мог, то ли по-прежнему не хотел. На губах его пузырилась слюна. Воняло мочой. Клиническую картину дополняли позывы ко рвоте.
— Контакт разумов — главная проблема ксенологии, — изрек Долби-Дэн. — Особенно, если одна цивилизация гуманоидная, а вторая — нет.
— Замолчи, идиот! — сорвалась хозяйка. — На его место захотел?
Она предприняла еще попытку, и на этот раз не просто дотронулась до нерва, но вытянула волокно из раны, не отпускала некоторое время… вопль длился и длился, а потом вдруг оборвался.
У Алика Егорова начались судороги.
— Подключаем к аппарату! — скомандовала Эвглена Теодоровна.
Не успели. Остановка дыхания.
— Черт! Маску, быстро!
Елена плотно прижала к лицу пациента ротоносовую маску, Эвглена Теодоровна взялась качать воздушный мешок. Нет, простая вентиляция легких не помогала.
— Катим в операционную!
В операционной стояло «искусственное легкое» — к нему и повезли. Однако не довезли. Алик Егоров умер до того, как была вставлена интубационная трубка.
Массаж сердца пациенту уже не делали…
Гонка была страшная. Тело, образовавшееся столь внезапно, нужно было продать до того, как оно бы протухло. Поручив дочери готовить операционную к «аккорду», мать побежала в кабинет — срочно обзванивать посредников…
И началась распродажа по сниженным ценам! Кто хотел получить товар вне графика, должен был приехать сегодня же. Постоянным подписчикам контейнеры предлагались бесплатно, в качестве подарка от фирмы. Клиенты проявляли вполне понятный энтузиазм, так что список потребных «игрушек» вскоре был составлен. Высшие чиновники, дельцы, политики, — многим из них сегодня повезло. Не остался без раздачи и бомонд (как же без бомонда?) — богатые шоумэны, певцы, артисты, журналисты…
Насчет головы Эвглена Теодоровна позвонила отдельно — и тут уж никаких скидок. Мол, свежая «доза» появилась, можете забирать, если еще не передумали.
Установив очередь и договорившись о точном времени, кто из клиентов когда прибудет, хозяйка бегом вернулась наверх.
…Тело разделывали в спешке. Ничего зашивать не требовалось — работа была чисто мясницкая. Укорачивали конечности, отпиливая кусок за куском; вынимали внутренние органы. Елена принесла два десятка контейнеров, которые быстро наполнялись, — в строгом соответствии со списком.
Гениталии отложили отдельно, эта деталь традиционно отходила супруге АО «Недра». Мать отделила голову и кромсала ее, как кочан капусты, срезая выступающие части. Нос и уши, как «мелкие игрушки», предназначались для нового вельможного заказчика — для Первого зама председателя правительства, того самого, которому за прошедшие двое суток уже дважды посылали полный комплект пальцев…
Вообще, гОловы с некоторого времени шли особой статьей. Елена знала, кто на них претендует, кто вожделенно ждет звонка от Купчихи. Очень странный клиент: в отличие от всех прочих, он брал куски человечины ДЛЯ СЕБЯ ЛИЧНО! Всегда — только голову. Вернее, ему нужен был мозг. Между прочим, сынок большого телевизионного босса… «Игрушки» этот псих примитивно жрал, называя их «дозой». Прочитал в какой-то книге, что если регулярно съедать сырой человеческий мозг, то постепенно из человека превратишься в супера (в книге таких гурманов, обладающих сверхспособностями, называли «тенятниками»).
Впрочем, чужая глупость никого не касается, если она хорошо оплачена. До того, как появился покупатель на головы, их приходилось попросту выбрасывать.
Елена, кстати, из любопытства начинала читать ту книжку про тенятников, но бросила. Противно стало. Физиологии ей и в «студии» хватает. Кроме того, хоть бы один симпатичный герой был, а то всё маньяки, людоеды, ведьмы, да борцы с этой нечистью, которые ничем от своих оппонентов не отличаются…
Уложились в полчаса. Остатки сложили в пластиковый мешок, чтобы потом отнести на Нулевой этаж.
Два десятка заполненных контейнеров плюс пластиковый мешок с требухой — вот и все, что осталось от Алика Егорова.
Ох и разбередил Неживой мне душу своим разговором! Про брата, про мать… особенно — про мать. Зачем бывший мент наводил обо мне столь подробные справки — отдельная загадка, которая когда-нибудь разрешится сама собой, я это чувствую, но воспоминания, наполнившие меня после его ухода, как дрожжи разрыхляют и вспучивают мозг. Не взорваться бы…
Воспоминания делают меня слабее.
Брат у меня и вправду моряк, закончил Арктическое училище в Питере. Без работы на берегу не сидит. Дослужился до боцмана. В Москву приезжает редко и неохотно — наверное, не может простить этому городу свое сиротское отрочество. Все-таки ему уже четырнадцать было, когда мама со строительных лесов навернулась; он и понимал тогда гораздо больше меня, да и маму куда лучше помнил. Едва школу закончил — удрал от нас с бабкой, фактически оставив мне московскую квартиру…
Ради этой проклятой квартиры, мама, собственно, и пошла работать на стройку (в советские времена это был один из способов получить жилплощадь). Строили Юго-запад Москвы, сносили старое Тропарево-Никулино, тянули проспект Вернадского… там же мы и поселились. Мать не была замужем, поднимала нас в одиночку. О папаше, которого мы никогда не видели, так и не рассказала, впрочем, утверждала, что отец у нас с братом один. А погибла она так глупо, что до сих пор выть хочется. Работала на лесах — всего-то на третьем ярусе! Незакрепленные доски в настиле вывернулись под ногой, соскользнули — она и провалилась, да так неудачно, что попала в дырку с лестницей между первым и вторым ярусами… в общем, судьба. Или — не судьба.