Будь окна стеклянными — полопались бы на хрен от визга.
— Тебя видели с ним в туалете! — надрывалась мать. — В ДАМСКОМ!!!
— Это когда?! — не отставала Елена.
— Да много раз! После школы!
— И что в этом такого?!
— Что делает пятнадцатилетняя девочка с парнем, который старше ее на два года, в дамском туалете?!
— Трахается! На унитазе! Как в порнухе!
— Не смей! Как ты смеешь так с матерью разговаривать, мерзавка?
— А ты как смеешь в мою личную жизнь соваться?..
Сказать, что Елена была в бешенстве — ничего не сказать. Она чуть умом не тронулась, когда поняла, что произошло. Сегодня в школе, ближе к концу учебы, директорша вызвала Вадима и очень культурно ему объявила: мол, нам очень жаль с вами расставаться, но ваше место срочно понадобилось одному юному гению, за которого боролись несколько образовательных сетей. Мол, вас ни в коем случае не отчисляют, а всего лишь переводят в другую школу, входящую в состав «Нашего Будущего». Уровень образования там никак не ниже, а территориально это даже ближе к вашему дому. Учебный год только начался, так что ущерб для вас минимален, но если вы решите расторгнуть контракт с нашей системой, мы вернем деньги и за сентябрь, и за октябрь… В общем, подлянка.
И все бы ничего; в конце концов, подлянки на то и существуют, чтобы подлавливать людей в самые неподходящие моменты. Школа и в самом деле заманила к себе известного парнишку, чемпиона Европы по спортивному программированию, а тот филиал, куда Вадиму предложили перейти, и правда — ближе ему и удобнее… Если бы не менеджер Илья, с которым Елена столкнулась на переменке. Если б не бегающий взгляд этого холуя…
Мать откуда-то пронюхала про Вадима и надавила на директоршу.
Это было так же ясно, как и то, что в этом доме мать меньше всего доверяла тете Томе… теперь — покойной… несмотря даже на ее сильно усеченный язык…
— Ты еще не доросла до «личной жизни»! — крикнула Эвглена Теодоровна.
— Зато ты доросла! До настоящего маразма! За что ты выперла человека из школы?
— Он не нашего круга, как ты не понимаешь! Ты хоть знаешь, кто у него родители?
— У него мать-одиночка! Как и у меня, кстати!
— Ты еще смеешь сравнивать?
— А что ты чушь несешь? При чем здесь родители? Ты б еще сказала, его фамилия тебе не нравится!
— И скажу! Что это за фамилия — Балакирев? Может, всех композиторов переберешь? Тоже мне, «Могучая кучка»! Следующий кто, Римский Корсаков или Кюи?
— Бородин!
— Я тебе дам — Бородин!!!
Елена оскорбительно засмеялась:
— Кто бы говорил?! От твоей коллекции художников-«передвижников» у нормального человека вообще крышу снесет.
Мать взвизгнула на пределе голосовых связок:
— Ты с ним вступала в половую близость? Отвечай, поганка!
— Да! — с наслаждением воткнула Елена. — Да! Да!..
Врет, думаю я. Ни с кем она не спала… то есть не вступала в половую близость, как изящно выразилась ее мамаша.
Елена — пока еще девственница, как бы ни корчила из себя взрослую…
Мать и дочь ругаются в будуаре. За плотно закрытой дверью. Я стою в коридоре возле кладовки, где они хранят контейнеры. Дверь в будуар, между прочим, хорошо звукоизолирована, — чтобы любовников не спугнуть случайными звуками из больнички, — так что в обычной ситуации ничего бы я не услышал.
Ситуация необычна. В руке у меня мобильник, в ушах — наушнички…
…Когда Неживой ушел, я выждал пару минут, залез под одеяло и перепрятал трубку к себе в карман бриджей. Еще выждал — только потом слез с кровати и заполз в каморку тети Томы. Эта комнатушка — единственное место в палате, куда телеглаз не может дотянуться. Мобильник я рассмотрел там. Крохотный аппаратик, из дорогих; раскрывается, как книжка. Включая его, я боялся, что понадобится вводить код, — вот был бы облом… Код не понадобился, экран благополучно загорелся. И все-таки облом состоялся. В телефоне не оказалось SIM-карты. Пытаться звонить кому-либо было совершенно бесполезно.
Зачем Неживой оставил эту штуку? Случайно выронил? Нет, невозможно. Он сделал это нарочно, разыграл спектакль! Вообще, с какими целями он столько времени торчал в палате? Очевидно, с несколькими сразу. Во-первых, поговорил со мною за жизнь… Действительно ли моя информация для него важна? Об этом можно только гадать… Во-вторых, ждал Елену, чтобы продемонстрировать ей свои чресла. О мотивах этого поступка не хочу даже предположений строить… Наконец, он подбросил мне неработающую «трубу». Зачем?
Задавая себе безответные вопросы, я тем временем вставил наушнички в уши, — машинально, не задумываясь, что делаю… и вдруг отчетливо услышал прерывистое всхлипывание.
Выдернул наушники — всхлипывание пропало. Вставил обратно — появилось снова. И тут я допер…
Дверь в каморку была открыта. Напротив двери, по ту сторону палаты, располагалась кровать, на которой лежал музыкант Долби-Дэн… вот он-то и издавал эти едва слышные звуки. Я развернул мобильник торцом в сторону Алика — и услышал в наушниках его тяжелое дыхание.
Неживой оставил мне спецсредство. Направленный микрофон, закамуфлированный под мобильник, — вполне вероятно, снабженный передатчиком. Шпионскую технику…
Эвглена с дочкой поднялись в будуар по боковой лестнице, минуя студию. О том, что мои девочки там, я догадался по неразборчивым воплям, внезапно грянувшим оттуда. Вот тогда я и решил проверить, каков мобильник в деле…
— …Вы хоть предохранялись? — омертвевшим голосом спрашивает Эвглена.