Как закалялась жесть - Страница 26

Ох-ха-а-а…
Ох-ха-а-а…
Ох-ха-ха, ха-ха, ха-ха…

Елена наклонилась к самому уху Бориса:

— Пошлятина. I’m so indignant, I can’t find any words. I’m going to look for.

Тот встрепенулся.

— Подождите! Вы куда? — забыв про свой английский.

— Куда — куда?! Мочевой пузырь освободить. Драгоценнее мочевого пузыря у девочки ничего нет, ты сам слышал. Я бы дополнила этот список прямой кишкой. Насчет кишки намек понятен?

— Ну, не знаю, Эва Теодоровна просила…

— Вот тебе моя сумочка, — зашипела Елена. — Залезь в нее и оставь себе. Нет, ты залезь! Там все мои деньги, кредитка, мобильник, ученический билет, паспорт. Куда, по-твоему, я без этого денусь? Мягкую бумажку с собой не беру, думаю, в туалете найдется.

— Я с вами, — сказал Борис. Даже попу от кресла оторвал, скотина.

— Может, вы меня до толчка проводите? Подите, пожалуйста, на фиг, Борис Борисович!

Это было сыграно вполне убедительно. Соседи начали коситься. Елена вышла, а гувернер остался сидеть, тупо глядя в пространство.

Вряд ли он обратил внимание на то, что крайнюю ложу бенуара тут же покинул долговязый, коротко стриженый парень.

32.

Встретились, где договаривались — в боковом фойе с противоположной стороны от сцены. Подальше от глаз ревнивого гувернера. Фойе было просторным и пустым. Елена хотела сесть на диванчик, но Вадим, облапив ее длинными руками, полез целоваться. Разумеется, она была не против, и некоторое время они стояли, слившись в одно целое. Он расстегнул ей пуговицу на брючках и залез в трусы, — разумеется, она была не против. Кто-то вышел из буфета, кто-то вошел — им было плевать. Наконец она опомнилась:

— Стоп, снято!

— Соскучился, бля, — виновато сказал он, убирая руку.

Это Елена понимала. Ощущала нечто похожее. Застегнулась и сказала:

— Я вот для чего тебя вызвала…

— Зайдем, — предложил Вадим и, продолжая держать ее за талию, увлек в буфет.

— Пирожное? — спросил он, показав на подносы. — Бутерброд с икрой?

— Нам долго нельзя, гувернер пойдет искать.

— «Хуйвернем», — пошутил он и сам же засмеялся.

— Представляешь, Борька был готов меня возле толчка караулить.

— Забей.

— Девушкам говорят «отсоси».

— Так то девушкам… Заказываем чего-нибудь?

— Ну, хорошо. Давай просто кофе…

Они учились в одной школе, только Вадим — в выпускном классе. Почти взрослый. Балакирев — была его настоящая фамилия. Наверное, дальний родственник великого композитора, фамилия-то редкая. А может, нет. Елена никогда не спрашивала его о предках — незачем, пустое любопытство. Ценность Вадима состояла в другом — во-первых, это был друг. Нет, не друг, а гораздо больше, гораздо ближе! Во-вторых, он все мог достать. Из области фармакологии — буквально все. Несмотря на возраст, связи у него были фантастические. Собственно, он жил куплей-продажей специальных препаратов, — оплачивал таким образом свое обучение, содержал мать. Бизнес вел вне стен школы, потому как в школе была нешуточная служба безопасности…

Сели за столик. В буфете, столь же просторном, что и фойе, посетителей было мало — только те, кто пришел в театр не ради спектакля.

— Как тебе опера? Кайфуешь? — подколола Елена.

— Отстой галимый, — дал Балакирев краткую характеристику. Он всегда выражался кратко.

Елена передала ему листок с перечнем лекарств.

— Это надо срочно, — сказала она. — Хорошо бы завтра-послезавтра. Потому я тебя и побеспокоила.

— Да хоть всю ночь меня беспокой, — буркнул он, изучая список.

Елена смотрела на него, такого сурового, неулыбчивого, с хищным носом и волчьими глазами, и вдруг подумала: интересно, кто мне нравится больше, Вадик или… Виктор Антонович?

Идиотская мысль! Вадик надежен, как Гохран, и красив, как Аполлон на фасаде Большого, а Виктор Антонович — вот уж зверь, так зверь… вдобавок — отец… короче, сравнение некорректно по всем параметрам. И все же… Плевать, что отец, подумала Елена. Это даже упрощает дело. Какое, собственно, «дело»? Она не знала. Влечение, которое постепенно захватывало ее душу, не имело рациональной основы.

— Тиопентал натрия, — потыкал Вадим пальцем. — Эта позиция… прикольно. Расскажешь потом? Так. Аминазин, атропин…

— Достанешь?

— А то! Стопудово.

— Ну, ладно, пора расходиться. Поцелуй от меня своего Стрептоцида.

— Чего-чего?

— Шучу. Привет ему передавай.

Стрептоцидом звали Вадькиного друга и компаньона.

— Я тебе поцелую… — Балакирев накрыл ее руку своей. — Этот твой «хуйвернем», — он кивнул в направлении зрительного зала, — совсем оборзел. Так? Я приму меры.

— Брось, Борька тут ни при чем, — сказала Елена. — Это все мать. У нас с ней разговор был, я ей мозги вправляла. А она мне: «Милый дружочек, я вынуждена поставить ваши действия под полный контроль». Короче, если б было можно, она бы меня вообще в доме заперла.

— Как президента на острове Фаллос, — понимающе кивнул Балакирев.

— Чего-чего?

— Ну, как Горбачева…

Елена хохотнула:

— На острове Форос, отличник.

— Одна, бля, ерунда…

…Когда она вернулась, избитый Казанова в сопровождении хора мальчиков выползал из сточной канавы. Виды ночной Венеции были великолепны. Хор старательно выводил:

…Долго выл, пасть разевая,
головою в муках дрыгал.
Штаны с воплем надевая,
на одной ноге запрыгал.
Восвояси он убрался
В страшной злобе и обиде.
Он победы не дождался
В этой половой корриде…