Как закалялась жесть - Страница 20

— Хорошо поработала, друг мой. Присядь, отдохни. Я полагаю, просить тебя заняться операционной — просто нечестно.

Она шагнула к подсобке. Увидела тумбочку, увидела шпроты, стаканы…

— Пьяница чертова! — закричала она. — Ведь, кажется, опохмелялась уже! Мало?

— Это я ее уговорил, — сказал Саврасов. — Покойника помянуть — святое дело.

— Ой, только не надо в благородство играть! Все кругом, понимаешь, благородные, одна я у вас — неизвестно кто… Марш вниз, на кухню! — приказала она тете Томе. — Пообедай и возвращайся. Приведешь операционную в порядок. Подожди! Захвати пару контейнеров, поможешь отнести ко мне в кабинет.

Контейнеры лежали на той же каталке, на которой привезли пациента, только внизу, на полке. Их было пять штук. Тщательно закрытые, готовые для передачи клиентам. В одном — почка, в четырех — фрагменты конечностей.

— А ты, — мать обняла Елену за талию, — побудь пока тут, чудо мое. Последи за состоянием молодого человека. Хватит нам материал терять.

Эвглена Теодоровна взяла три контейнера, тетя Тома — два. Женщины удалились. Елена бросила в бак фартук, испачканный кровью, затем подтащила стул к капельнице и села.

— Конвейер заработал, — подал голос Саврасов. — Надо же. Быстро она подсуетилась. Я был уверен, что эта история выбьет ее дня на два, на три.

Почему «ОНА»? — подумала Елена. Почему — «ЕЕ»?.. Прозвучавшая реплика, несмотря на внешнюю безобидность, больно резанула слух. Разве заслуга одной матери в том, что чрезвычайное происшествие почти не отразилось на семейном бизнесе? Мать, если хотите знать, только вела переговоры с клиентами да переназначала время! А теперь как ни в чем не бывало пошла раздавать контейнеры с «игрушками»! Вся больничка, вся черновуха легла на Елену… да всегда так было! Почему этого никто не замечает?

Так мне и надо, зло сказала она себе. Пластилин, кукла на ниточках, никто…

Урод подполз к ней, держа зачем-то в зубах пластиковую доску.

— На, посмотри. Вернее, прочитай.

Елена прочитала.

— Что это?

— Это крик души, — пояснил Саврасов. — В исполнении тети Томы. Тебе не кажется странным, что она «устала навсегда» как раз сегодня?

— Тетка с придурью, — Елена пожала плечами.

— Крик души всегда имеет причину, даже у теток с придурью. Я думаю, она чего-то боится. Или кого-то. Эта ее усталость, Елена, вызвана страхом. А вывод простой: тетя Тома далеко не всё вам рассказала про нынешнюю ночь, если, конечно, хоть что-то рассказала.

— Чего, по-вашему, она НЕ рассказала?

— Мне трудно говорить, ведь я такой же подозреваемый, как… — Саврасов виновато улыбнулся.

— Ладно вам, раз уж начали. Никто вас не съест.

— Подозреваю, девочка, меня именно-таки едят. Надеюсь, не ты…

Елена поморщилась — осознала, насколько сомнительной получилась ее шутка.

— А насчет поведения нянечки — могу лишь предполагать, — продолжал Саврасов. — Возможно, она видела убийцу в лицо. Возможно также, убийца ей что-то сказал. Что-то такое, что запечатало ее уста получше отрезанного языка. А теперь подумаем, кого она может бояться в этом доме? Кто тот единственный человек? Кого здесь вообще можно бояться?

«Сергея Лю», — чуть было не вскрикнула Елена. И вдруг поняла…

Она непроизвольно встала.

— Вы хотите сказать…

— Подожди, не торопись. Есть одна вещь, которую ты явно не знаешь. Дело в том, что мужик, которого наша одноклеточная хозяйка притащила вчера в свой будуар и которого ночью зарезали, был сотрудником правоохранительных органов… Что, с тобой не поделились этой информацией? О чем и речь.

— Вы-то сам откуда знаете?

— Перед тем, как его успокоили, он успел перекинуться со мной парой слов. Нас тогда на минуту вдвоем оставили. Звали его — капитан Тугашев. Ментовскую ксиву, правда, я не видел, но… Думаю, удостоверение хранилось в кармане пиджака или рубашки. Так что Эвглена Теодоровна, когда осмотрела его одежду, не могла не сообразить, как сильно вы влипли…

Словно стрела вонзилась Елене в грудь. Предательская стрела, отравленная гневом. Темное пятно стремительно расползалось по телу, как чернила по промокашке; гнев поднимался из груди в голову, наполняя ядом все поры мозга… Тетя Тома боялась в доме лишь одного человека — хозяйку дома, — как же ясно теперь это видится! Приказали — молчит… Мать запаниковала, решила срочно избавиться от опасного любовника, и неважно, чьими руками она это сделала — холуя-китайца или собственными…

Саврасов говорил:

— …Вот как в жизни бывает, любезная моя Елена Прекрасная. Иногда надо пройти через унижение, чтобы узнать себе цену. Может, это не самый удачный момент, но я скажу. Плевать мне и на вашего капитана Тугашева, и на причуды моей жены. Я смотрю на тебя и восхищаюсь. Я впервые вижу девушку, которая в таком возрасте, такая молодая, делает то, что не под силу многим зрелым мужикам. Слушаю тебя и поражаюсь, как этот голос звучит в нашей обители скорби. Смотрю на твое тело, такое гибкое, красивое, и диву даюсь: как же так, как ты могла подчиниться паразиту?! Ты взгляни на себя в зеркало. Во что ты превращаешься, когда слышишь ее голос или даже просто вспоминаешь о ней? В тряпичную куклу. Ты буквально сползаешь на пол. У тебя лицо становится, как маска…

Поддерживать беседу Елена больше не могла. Картинки проносились в ее голове, сопровождаемые вязким голосом комментатора. Как же подло, думала она. Как же подло ты со мной, мамочка. Правду прячешь — и от меня, и даже, страшно выговорить, от своего благодетеля, господина Пагоды. В какие игры ты играешь, что за пакости готовишь?..