— Простим, — выдавил Дыров.
— Давайте лучше подумаем, чем конкретно вы, его друг, можете помочь ему, а значит, всей нашей службе…
А ведь они меня прикончат, подумал Дыров, проваливаясь в ночь. Не эти, так те. Не те, так эти. У Нового Порядка чешутся зубки, а его огромная зубастая пасть хватает всех, кто имеет глупость к ней приблизиться. Неживой прощен — непонятно за какие заслуги, — но кто бы даровал прощение мне? Ведь я свой. Я — такой же мясник, как и вы, господа. Я исправно поставлял пищу для вашего зверя. Полистайте уголовные дела, положенные на ваш алтарь, и вы осознаете всю чудовищность этой ошибки. Я не желаю быть жертвой!
— Я не буду жертвой… — прошептал пленник.
Из темноты вынырнул человек — бесшумно, как в кино. Ветка не хрустнула, слякоть под ногами не хлюпнула. В руке подошедшего вспыхнул фонарик, осветил дерево с привязанным офицером.
— Наконец-то, — застонал тот. — Развяжите меня скорей!
Глаза в прорезях «чеченки» блеснули красным. Человек вынул нож из ножен. Багрово-черный рот отвратительно ухмыльнулся.
— Режьте веревки! — взмолился пленник.
Описав красивую дугу, нож вонзился ему в живот.
Андрей Робертович закричал…
* * ** * *
…И проснулся.
Светало. В лесок вползало утро. Сердце трепыхалось, как у зайца. Где-то неподалеку гудело шоссе… Жив, подумал Дыров. Невероятно — до сих пор жив… Его колотило: несколько часов на холоде давали о себе знать. А ведь мог бы и замерзнуть — запросто.
Последствия укола были не столь наглядны, но не менее разрушительны. Мозг человеческий слишком хрупок, чтоб вот так, походя, бить по нему кувалдой… Дыров принялся звать на помощь, ощущая, как с каждой секундой нарастает паника. Очень острое чувство. Ужас туманил сознание. Полчаса спустя ушей пленника коснулся шум машины, ползущей по проселку, и тогда он заорал, не жалея ни сил, ни горла.
Его услышали…
Когда нежданный спаситель освободил полковника Дырова от пут, он побежал куда-то, не разбирая дороги, падая и поднимаясь. «Ты чё, мужик?!» — неслось ему вслед.
— Больше не обманете… — лихорадочно шептал беглец. — Не дамся…
Выбравшись на шоссе — побрел пешком в сторону Москвы, шарахаясь от автомобилей…
* * ** * *
…С чего я взял, что никому не нужен? — напряженно размышлял путник.
С чего я вообще взял, что на меня махнули рукой?
Оставить на ночь в зимнем лесу, связанного и одурманенного, — это попытка убийства. Отдать человека в руки тех, кто заставляет копать себе могилу, — тоже попытка убийства. Так что вряд ли ОНИ успокоятся, пока не доведут дело до конца… Кто ОНИ? Да все!
Каждый.
Никому нельзя верить.
Где гарантия, что этот «жигуль», подозрительно снижающий скорость, не заедет якобы случайно на обочину и не собьет одинокого пешехода? Нет гарантии. Или, к примеру, разве можно быть уверенным, что тонированное стекло в одном из несущихся мимо крейсеров не опустится и оттуда не высунется ствол с глушителем?
Ни в чем нельзя быть уверенным, кроме одного: простой мишенью он для НИХ не станет.
В настрадавшемся мозгу Дырова набирал обороты невидимый постороннему глазу процесс. Словно сверло работало, дырявя и логику, и здравый смысл. Изменения, вероятно, были и раньше, сформированные всей ментовской жизнью, но до вчерашнего дня они благополучно дремали…
До Кольцевой он добрел часа за три. Потом еще — полтора километра до первого метро. На станции «Теплый Стан» его пустили за так: сердобольная тетенька пожалела горемычного бродягу. Доехал до «Академической», умудрившись не попасть в милицию. Пошел домой, каждую секунду ожидая подвох… и не обманулся! На другой стороне улицы, как на заказ, отвалился от стены дома изрядный кусок штукатурки — обрушился на дорожку, брызнув осколками. Хорошо, никого не задело, но… Ведь Андрей Робертович обычно ходит по той, а не по этой стороне улицы! Просто сегодня что-то толкнуло его, и он двинул от метро не тем маршрутом, ломая свои же стереотипы… Так случаен ли этот инцидент? Конечно, нет…
Снайпер! — ожгло Дырова при подходе к дому. Караулит подъезд!
Полковник милиции схватил мальчишку, игравшего на площадке, и, прикрываясь им, побежал через двор. Ребенок истошно кричал и рвался из рук…
* * ** * *
…Первым делом он вытолкал в коридор комод (импорт, Испания ), стоявший в комнате под зеркалом. Вытолкал прямо как был, с посудой. Там что-то падало и билось. Придвинул эту дуру к входной двери, хотя, дверь, между прочим, была стальной.
Показалось — мало. Тогда он взгромоздил сверху еще и тумбу для обуви.
Жена и дочь верещали, путались под ногами, все чего-то спрашивая; их обеих он запер в ванной.
Достал из сейфа оружие: «Макаров» и охотничье ружье.
Не учел малость — в ванной остался мобильник. Жена любила, нежась в теплой воде, трепаться с подругами и друзьями…
Когда в дверь настойчиво позвонили, он открыл огонь. Стрелял в стальную дверь — из положения «лежа». Стрелял и рычал: «Не верю!» Пули опасно рикошетили, однако он этого не замечал. Быстро истратил всю обойму в пистолете, но за ружье взяться не успел. Когда начали бить тараном, его сразил предательский сердечный приступ…
* * ** * *
…Больного отвезли сразу в Институт социальной и судебной психиатрии имени Сербского. Врач в приемном отделении лишь констатировал:
— Шестой за этот месяц.
Он имел в виду, что манифестация всевозможных психозов (в частности, параноидальной шизофрении) — обычное дело среди милицейских чиновников городского и федерального уровня. Профессиональный риск, если угодно.