— Да что за слова такие! — притворно рассердился Неживой. — Здесь все хорошие люди, где ты нашел живодеров? Ладно, выпьемте за успех предприятия, — он быстро разлил по рюмкам коньяк. — Символически, по капельке. За Швейцарию!
Под зорким взглядом Виктора Антоновича выпили все трое. Да и как не выпить за Швейцарию, ежели эта страна банкиров и либералов, вслед за Британией, пожелала импортировать продукцию «Фермы-2»! Иначе говоря, Неживой организовал новый, второй по счету канал сбыта, неподконтрольный никому, кроме самого Неживого. И вправду — торжество.
Затем выпили еще по капельке — за США. Кроме старушки Европы появились ходы на американский рынок, занятый ныне исключительно мексиканцами и колумбийцами. И демократам, и республиканцам пришелся по душе такой вариант российского импорта. Мировая элита в этом смысле ничем не отличается от российской, разве что платить готова больше. Так что Америка — это настоящий размах, настоящие деньги. Если срастется — вот тогда будет праздник…
Под коньяк салат исчез мгновенно.
— Вы меня обманываете, — объявил Неживой, пододвигая к себе рыбную солянку. — Вы оба. С Еленой разберемся чуть позже, оттолкнувшись от тебя, как от трамплина, — он указал на Саврасова ложкой. — Два месяца ты здесь живешь, скоро Новый год встретишь в семейном кругу, и ни разу меня не спросил, почему я в свое время отпустил людоеда? А ведь ты очень умен и хорошо меня изучил. Ты знаешь, что я ничего не делаю, если ничего с этого не получу. Живешь в подвале, где испарениями Крамского все пропитано… Почему не спрашиваешь? Наверное, голова занята другими вопросами. Вывод напрашивается: что-то ты, кузнец, замышляешь.
— О, кстати, давно хотел спросить, — живо откликнулся Саврасов. — Почему вы в свое время отпустили Крамского?
— А зачем мне было его сдавать? Эвглена попросила, чтоб я не трогал ее учителя, что я и сделал. Если женщина ведет себя правильно, я всегда пойду ей навстречу. К тому же Крамской свою свободу купил, а не даром получил. Отдал мне квартиру, точнее, продал за один доллар. Знайте, вы оба! Если Неживой с кем договорился и условия договора другой стороной выполняются, он… то есть я, поступает соответственно. Договор — это святое.
— «Святое»… — Саврасов хмыкнул. — В вашем лексиконе есть это слово?.. И что было после того, как вы оставили ту парочку в покое?
— Ну, Крамской переехал к Эвглене… Тем более, от ее родителей они уже успели избавиться. Потом, правда, опять ему пришлось бежать. Стал бомжом, но тут уж — по собственной глупости…
— А как же те люди, которых Крамской убил? Заметьте, ПОСЛЕ того, как вы его отпустили!
— Какое мне до них дело? Если б за маньяка награда полагалась или, там, карьера бы взлетела… А так…
— Черт с ним, с Крамским. Почему вы Эвглену-то вовремя не остановили?
Мертвые глаза Виктора Антоновича полыхнули. А может, просто мимика лица дала такой эффект. Он привстал со стула и навис над столом:
— Не просто не остановил! Ты главного не понял, Саврасов! И она не поняла, дуреха. Я ее, наоборот, подтолкнул . Это я помог ей стать убийцей, а не Крамской. Хотя, Крамской со своей стороны тоже поучаствовал, не отрицаю.
— Если человек стоит на скале, не решаясь прыгнуть, помоги ему, — спокойно сказал Саврасов. — Да?
— Зачем? — не выдержала Елена (зарекалась ведь: когда ЭТИ цапаются — не лезь, не лезь!). — Вы что, правда маму подтолкнули?
Неживой сел на место.
— Работа такая — подталкивать вас, людей. Работа у меня такая. И вообще, этот разговор я затеял неспроста, специально для тебя, моя маленькая, — сообщил он вдруг Елене.
Не часто случалось, чтобы Виктор Антонович обращался к ней за столом — напрямую. Да плюс намеки насчет ее вранья… Она аккуратно положила ложку на стол и отодвинула тарелку с солянкой, из которой, честно говоря, не зачерпнула ни разу.
Неживой громко развернулся вместе со стулом:
— Кухарка! Ау!
С кухни прибежала эта пышка, роняя на ходу: «Второе, да? Подавать, да?»
— Если еще хоть раз услышу, что ты там у себя щелку приоткрываешь и ушко подносишь, — ровно сказал Неживой, — я тебя закопаю живьем. Проваливай. Позову, когда надо.
В один миг лицо женщины пошло красными пятнами. Она попятилась, попятилась… из гостиной — в коридорчик… Виктор Антонович подождал, прислушиваясь. Стукнула дверь кухни.
— Ну, вот, теперь и поговорить можно.
— А то же самое сказать Илье? — предложил Саврасов.
— Илье я уже говорил, он знает. Цыц, шут, ты мне не нужен.
— Пока.
По лезвию ходил, урод! Однако собеседнику он был уже не интересен. Неживой пересел со стула на стул — поближе к Елене.
— Значицца, я договорился насчет аборта. Завтра с утра — на Маршала Тимошенко. Знаешь, что там? Роддом при ВЦКБ управделами Президента. Каков уровень, а? Вопрос решен, никто паспорт и полис не спросит, регистрировать не будут. Никаких следов.
Елена выпрямила спину.
— А со мной?
— Что — с тобой?
— Вопрос решен?
— Вот сейчас и решим. Ты что, против аборта?
— Я — против, — звенящим голосом сказала Елена.
— Зря боишься. Не бойся, час позора, и ты чиста.
— Ну да, как моча младенца… Я мало чего боюсь, Виктор Антонович, вы же знаете. И почему я не хочу делать аборт, тоже знаете.
Неживой закурил — прямо в гостиной. Такого в этом доме еще не было. Никому не позволено было курить в гостиной, что при Эвглене, что при Елене, что при Саврасове. Неживой нервничал…
— И насколько ты против?
Елена провела ребром ладони по своей шее: вот насколько.